И плат узорный до бровей
Моей бабушке, тезке, Ольге Прохоровой, в этом году будет 96 лет. До сих пор она каждую неделю ходит заниматься в группу здоровья на стадион. Да-да, на 90-летие я искала ей в подарок кроссовки и наслаждалась выражением лиц продавщиц из nike. Когда в прошлом году бабушка сломала плечо - сейчас оно срослось и восстановилось - то она завидовала своим 60-летним товаркам по группе оттого, что они могли делать вис на шведской стенке с уголком.
Можно не сомневаться, что на семейное торжество бабушка приедет в туфлях на каблуке и со свежим маникюром.
Она работала с 14 лет - в издательствах и типографиях, в Литфонде и в газетах, до 70 с лишним лет, в последние годы в основном внештатной редактурой или составлением заметок в календари и прочие неприхотливые издания. Училась в ИФЛИ в одно время с Лунгиной.
Она родила папу в 41 году, в июле - одна из ранних детских историй, которую я помню, была о том, как она не пошла в бомбоубежище и бомба упала в соседний дом с бензоколонкой. Все стекла рухнули и бабушка сидела с новорожденным на руках, вся засыпанная стеклом, но целая и невредимая. По пути в Елабугу у нее разыгрался мастит - и в одном из волжских городов под стакан водки ей сделали операцию, и она по стеночке шла на пароход обратно, а потом в течение недель сквозь зубовный скрежет расцеживала и эту больную грудь, и когда получилось, у папы сразу округлились щечки от того, что стало больше молока.
В 2000 году я настояла, чтобы она приехала к нам в Голландию. В 83 года, впервые в жизни, она летела на самолете в Европу. Надо сказать, что я не без труда поспевала за ее каблучками, когда мы с ней носились по голландским и бельгийским городам. Вот фотография тех времен:
Однажды я записала ее историю про ногу Кагановича и первую линию московского метро.
Сегодня, как и последние почти 4 десятка лет, я поздравила ее с 8 марта. Раньше мне казалось очень взрослым презирать этот праздник. Сегодня мне кажется взрослым его не презирать.
- Ну, меня спрашивают иногда, как я отношусь к этому празднику. Я всегда вспоминаю те времена, когда праздников было раз-два и обчелся - 7е ноября, да 1 мая, и вот 8 марта. Он был какой-то самый неофициальный поначалу. В начале 30-х его не отмечали практически - ну, вечером на работе иногда поздравляли и ставили угощенье. А вот в 36 году, помню, начали особую традицию - 8 марта нас приглашали, всех женщин, куда-то в кабинеты руководства, в обеденный перерыв. Накрывали там столы с бутербродами и пирожными, и давали конверт с премией, каждой индивидуальную сумму (мой всегда был довольно увесиситый), и после обеда отпускали домой.
Вообще, в начали марта в те времена уже начиналась весна! Тротуары были сухие и мы шли в габардиновых пальто нараспашку. Зима начиналась в ноябре и кончалась в марте - не то что в нынешние времена, когда все сдвинулось как-то.
Мы, конечно, сразу шли на Кузнецкий мост. Иногда заглядывали в Столешников, за пирожными - хотя он был очень дорогой, но главное, конечно, мы все шли в магазин косынок. Я всегда любила косынки, потому что они превращали любую блузку в новый наряд. Толстые, тяжелого крепдешина, полегче из жоржета, шелковые были особенно хороши - с нежными рисунками, чуть расплывчатыми. Я скопила большую коллекцию - и к счастью, мне ее успели прислать в эвакуацию. Татарки любили платки - и я меняла их то на кувшин меда, то на пачку масла - так и смогла прокормить всех маму, Сашу, Юру (брата). Потом я поняла, что целый платок больно расточительно выменивать - и стала делить их на уголки, так что косынки нас спасли".
Сейчас, когда я думаю про 8 марта мне плевать на революционное происхождение этой традиции. Я представляю себе эти чудесные косынки, которые моя двадцатилетняя бабушка так радостно, восхищенно себе подбирала - и так бесстрастно кроила на части через пять лет, чтобы спасти семью от голода. И во всем этом торжествует упрямая, ничем не победимая сила женской прелести, надежды и жизни, веры в то, что зима начинается в ноябре и кончается в марте.
С чем нас всех и поздравляю.
Можно не сомневаться, что на семейное торжество бабушка приедет в туфлях на каблуке и со свежим маникюром.
Она работала с 14 лет - в издательствах и типографиях, в Литфонде и в газетах, до 70 с лишним лет, в последние годы в основном внештатной редактурой или составлением заметок в календари и прочие неприхотливые издания. Училась в ИФЛИ в одно время с Лунгиной.
Она родила папу в 41 году, в июле - одна из ранних детских историй, которую я помню, была о том, как она не пошла в бомбоубежище и бомба упала в соседний дом с бензоколонкой. Все стекла рухнули и бабушка сидела с новорожденным на руках, вся засыпанная стеклом, но целая и невредимая. По пути в Елабугу у нее разыгрался мастит - и в одном из волжских городов под стакан водки ей сделали операцию, и она по стеночке шла на пароход обратно, а потом в течение недель сквозь зубовный скрежет расцеживала и эту больную грудь, и когда получилось, у папы сразу округлились щечки от того, что стало больше молока.
В 2000 году я настояла, чтобы она приехала к нам в Голландию. В 83 года, впервые в жизни, она летела на самолете в Европу. Надо сказать, что я не без труда поспевала за ее каблучками, когда мы с ней носились по голландским и бельгийским городам. Вот фотография тех времен:
Однажды я записала ее историю про ногу Кагановича и первую линию московского метро.
Сегодня, как и последние почти 4 десятка лет, я поздравила ее с 8 марта. Раньше мне казалось очень взрослым презирать этот праздник. Сегодня мне кажется взрослым его не презирать.
- Ну, меня спрашивают иногда, как я отношусь к этому празднику. Я всегда вспоминаю те времена, когда праздников было раз-два и обчелся - 7е ноября, да 1 мая, и вот 8 марта. Он был какой-то самый неофициальный поначалу. В начале 30-х его не отмечали практически - ну, вечером на работе иногда поздравляли и ставили угощенье. А вот в 36 году, помню, начали особую традицию - 8 марта нас приглашали, всех женщин, куда-то в кабинеты руководства, в обеденный перерыв. Накрывали там столы с бутербродами и пирожными, и давали конверт с премией, каждой индивидуальную сумму (мой всегда был довольно увесиситый), и после обеда отпускали домой.
Вообще, в начали марта в те времена уже начиналась весна! Тротуары были сухие и мы шли в габардиновых пальто нараспашку. Зима начиналась в ноябре и кончалась в марте - не то что в нынешние времена, когда все сдвинулось как-то.
Мы, конечно, сразу шли на Кузнецкий мост. Иногда заглядывали в Столешников, за пирожными - хотя он был очень дорогой, но главное, конечно, мы все шли в магазин косынок. Я всегда любила косынки, потому что они превращали любую блузку в новый наряд. Толстые, тяжелого крепдешина, полегче из жоржета, шелковые были особенно хороши - с нежными рисунками, чуть расплывчатыми. Я скопила большую коллекцию - и к счастью, мне ее успели прислать в эвакуацию. Татарки любили платки - и я меняла их то на кувшин меда, то на пачку масла - так и смогла прокормить всех маму, Сашу, Юру (брата). Потом я поняла, что целый платок больно расточительно выменивать - и стала делить их на уголки, так что косынки нас спасли".
Сейчас, когда я думаю про 8 марта мне плевать на революционное происхождение этой традиции. Я представляю себе эти чудесные косынки, которые моя двадцатилетняя бабушка так радостно, восхищенно себе подбирала - и так бесстрастно кроила на части через пять лет, чтобы спасти семью от голода. И во всем этом торжествует упрямая, ничем не победимая сила женской прелести, надежды и жизни, веры в то, что зима начинается в ноябре и кончается в марте.
С чем нас всех и поздравляю.
